«Они получают право ни за что не отвечать, «пилить бабки», воровать, колониально эксплуатировать вверенные им отрасли и территории. За предоставление таких возможностей они всемерно поддерживают сюзерена. Другой опоры у Путина нет, как не было ее у Ельцина», сказано, напомню, у Калашникова.
Разберём противоречия этой популярной точки зрения. Начнем с очевидного: «ни за что не отвечать» и «всемерно поддерживать» – малосовместимые позиции. В чем смысл и польза «поддержки» тех, кому страна отдана на разграбление, кто ежедневно компрометирует себя и раздражает население? Это какой-то совершенно идиотский политический расчет. Естественнее ожидать поддержки от людей, способных добиваться влияния и авторитета. Лишь тогда поддержка эффективна.
Кроме того, зачем вообще она нужна, если актив уже разделен и разграблен? Поддержка требуется на что? Поддержка в чём? Путин отдал актив за поддержку, которую ему оказали на то, чтобы он контролировал этот актив? Сильно противоречиво. Если Россия у Путина уже была, зачем нужно было её отдавать, и зачем, отдав, оправдывать это тем, что это надо было сделать, чтобы она у него была? В данном пункте хотелось бы потребовать большей точности ответа на вопрос: кто кому делегировал власть и собственность и для чего.
Неверно, что, заставив погрузить рыльца в пух, власть тем самым обзаводится компроматом и изощряет свою контролирующую функцию: компромата при желании давно уж на всех столько, что растаскивание вещдоков смело можно было бы и прекратить – у каждого этого добра выше крыши, но воровство-то продолжается с нарастанием масштабов. Нет разных статей УК для тех, кто украл миллиард и тех, кто украл 10 миллиардов.
Неверно, что Путин поделился Россией, чтобы взять себе самую большую долю. В этом утверждении телега поставлена впереди лошади, следствие перепутано с причиной. Не только потому, что отдать всё, чтобы взять часть, хотя бы и самую большую часть, не вполне рационально. Но и потому, что это невозможно: часть надо защищать (от тех, кому достались другие части), а это непростая задача с принципиальной гарантией решается только при условии сохранения той или иной степени монополии на «всё».
Неверно, что Путин поделился Россией, чтобы сформировать класс собственников на неё, которые владели бы страной на равных вместе с ним и тем самым умножали усилия, необходимые, чтобы удержать бремя правления: неверно, потому что он не сформировал в стране правящий класс и не создал институтов, в которых проявляла бы себя коллегиальная державная ответственность этого класса. Иначе выражаясь, власть при нём не стала системой, не получила единственно настоящее вертикальное измерение – измерение идеи, ценности, культуры, которая может объединять, сплачивать, организовывать властвующих.
Нет, при Путине произошло что-то другое, но очень интересно посмотреть, как именно интерпретирует процесс политически озабоченная общественность. Ещё раз подчеркнём, что Калашников не выдал вышесказанным оригинального суждения, он лишь ретранслировал наиболее распространённое мнение. Увлекательно захватывающая картина, им представленная, не соответствует схеме «вертикали» в том виде, в каком она считается фирменным путинским концептом. Люди делятся с Путиным намерениями, которых у него нет, выдавая за «желательное» (с их точки зрения) то, чего сам он желать не может. И, наконец, отметим, что народное приписывание/навязывание Путину собственных желательностей играет в производстве российской реальности роль, которую трудно переоценить. Подобно уже рассмотренному кейсу «варварства», которое, нещадно побораемое в многочисленных текстах, репликах, инвективах Калашникова, лишь крепчает, зайдя с другого конца пера, «путинизм» в его худших проявлениях расцветает во встречном антипутинском дискурсе.
Возвращаясь к начатому выше «разбору противоречий», последовательнее было бы признать: если Путин отдаёт страну на разграбление, то не потому, что он тем самым укрепляет власть как власть, но по прямо противоположной причине – повинуясь глобальному левому нисходящему тренду самоотрицания, редукции высшего к низшему, тренду «антивластия». Влияние этого тренда таково, что уклониться от намеченного им русла не удаётся даже тогда, когда предпринимаются казалось бы противоположные попытки «укрепить», «восстановить» и т. д. Это тот язык, который в выборе слов и смысловых интонаций говорит устами спикера «за упокой» даже тогда, когда тот пытается изречь нечто «во славу». И, стало быть, повестка не отличается от августа 2010-го в том, что по-прежнему, да, собственно, практически традиционно, определяется фактором слабости, а не силы.
Легко заметить, как вертикаль, опущенная сверху вниз, здесь, от «корней травы», наполняется непредусмотренным народным содержимым. Вертикаль оказывается не идеей, а трубой. Но так не может продолжаться до окончания времен, то есть, формулируя на другой лад, пока всё не вылетит в неё, поднявшись на воздух. Путин прикрывает это разграбление в одном смысле слова, грабящие прикрывают Путина в совсем другом, прямо противоположном. Переиграть смысл игры слов с точностью до наоборот (меняя местами прикрытие с прикрыванием) было бы достаточно интересным занятием. Наверняка имеет смысл поработать с этими смыслами более вдумчиво и с большей настойчивостью.
Journal information