Трудный вопрос, сводится ли один феномен к другому... Мы же видим в левых политико-идеологических системах и синдром отложенной жизни – «до победы коммунизма». Но, может быть, он и есть лишь инверсия, изнанка своей противоположности, и вызван к проявлению как способ выбить клин клином – создать суррогат максимально радикального, доведенного до крайности, до абсурда, планирования, там, где душа чувствует себя дома лишь в сиюминутном (чувствует, застревая в его повседневно-бытовой стихии как в вечности – усваивая титул «Святой Руси» – но и пытаясь выскочить, извлечь себя отсюда, по-мюнхгаузеновски, за волосы)? Такая отчаянная тупая строгость из вредности – по сути лишь средство сломать исходную инфантильность, если нет времени, сил и шансов на модернизацию-взросление в ординарном режиме.
Вспомним, что писал Розанов об Аракчееве. Так ведь и у Петра с его судорожной порывистостью по следам кошмарных детских впечатлений – разве не попытка пресечь инфантильность инфантильностью (за отсутствием чего-либо иного, или гиперинфантильностью), и, на пути её самоотрицания, выйти куда-то за её пределы… Вышли? Эге, в Россию, которая экстренно «помолодела», став петербургской и заполучив правление мамок и детей весь XVIII век… Преодоление усугублением, раз уж недоступны другие возможности. («И Ленин такой молодой, и юный Октябрь впереди») С неизменным результатом.
Journal information