Однако заметим, что лет за пять до предыдущего краха родина требовала считать власть шамкающей развалины сбычей мечт всего прогрессивного человечества и Маркса с Энгельсом в особенности, каким бы странным это им ни показалось. Помогло ли это делам прогрессивного человечества и судьбам марксизма на одной шестой части суши? Не помогло даже косноязычному дедушке, который пожил бы ещё, если бы его не мучали ролью всемирного викария Маркса-Энгельса-Ленина. Назвали бы вовремя вещи своими именами, жизнь у всех немного бы упростилась, а у кого-то (у одного человека и у одной страны), может, ещё и удлинилась, но мы продолжали языковые игры, нещадно зализывая дедушку, словно слепого котенка. Всё в итоге утонуло в этом слюноблудии. На пользу оно никому не пошло, но привычка осталась.
Ну и я вот думаю: а что, если уважение к Путину сегодня состоит не в том, чтобы водружать ему колпак Почётного Консерватора РФ и земного шара впридачу? Пожалуй, было бы консервативнее другое – при всех очевидных коммуникативных проблемах, всё же деликатно и терпеливо объяснять ему и его друзьям: буквальные совпадения обманчивы, консерватизм имеет не больше общего с «консервацией_стабилизацией», чем, например, с консерваторией (хотя в одном даже ученическом исполнении Баха больше консерватизма, чем во всей «Единой России» вместе взятой). Попутно можно порассуждать, хранение чего заслуживает соответствующего «изма», а чему лучше обойтись без громкого идеологического имени.
Попытаться предложить Путину и «Единой России» правую или консервативную программу было бы труднее, но честнее, чем автоматически выписывать им патент на благородство за их способность меланхолически тормозить, словно пьющий с утра шампанское аристократ в сороковом поколении.
Система, которая висит на имидже одного физического лица, в принципе не является консервативной. Её не делает консервативной то, что, окруженное бесчисленным штатом холуев, это физлицо заботится о суверенитете и территориальной целостности. Это не консервативная, а (пред)революционная система, то есть, строго говоря, уже практически не система, а системный сбой, который пытаются судорожно возвести в систему, затрачивая усилия, в том числе умственные, достойные лучшего применения.
Абсолютизм предреволюционен. Особенно дошедший до стадии, когда соратники заменяются фаворитами. Если Путин сейчас и заслуживает консервативной поддержки, то не как волшебный индивид, непогрешимый и незаменимый, а как представитель слоя – оформленного и институциализированного сообщества себе подобных. Где оно? Там и консерватизм. Только не надо показывать на кухарок и повторять мантру, что вот их в их первозданной простоте он и представляет. А если это совсем не кухарки, а, например, вовсе даже чекисты – отлично, давайте учредим такое сословие-орден, закрепим в конституции его руководящую роль, зафиксируем его внутреннюю структуру и иерархию, процедуру выработки решений и избрания первых лиц. Канонизируем, как когда-то в церкви, понятийное право. Это и было бы первым консервативным политическим деянием в России за последние... много лет.
Цель консервативной программы – реально, не в миражах агитпропа, вернуть уникума из воздуха на землю, укоренить, превратить из исключения в официально утвержденное правило – ради его же блага! Консерватизм – это апелляция к подлинности, превосходящей сиюминутные политические конструкции. Но какую подлинность мы найдем в этих головах, в этих тотально манипулируемых средах, где культивируются аппаратный конструктивизм и лакейская приуготовленность к нему? Людям прежде надо научиться полноценно быть собой. Эта задача и составляет пункт первый консервативной повестки в настоящее время.