И все же я чувствовал, как состояние дел все больше угнетало его. Реальное положение в экономике… становилось все хуже. Люди видели, что кредит доверия иссякает. Понимал это и он. Его самолюбие было уязвлено. Стараясь поправить дело, он мечется в поисках чуда, выдвигает все новые и новые методы достижения целей. В этот период ему начинают подсовывать предложения, как говорили, апробированные во многих странах...
Не добившись успехов в экономике и рискуя потерять власть, он чтобы устранить руководителей, не согласных с его линией, начал поспешную подготовку «демократизации» на производстве… что дало возможность избавиться от части строптивых хозяйственников. Затем предложил ударить по «штабам» и расправиться с непослушными организаторами экономики, поменять чиновничество в аппаратах управления всех уровней. Но и замена не принесла успеха.
Колебания стали сутью его политики… У него не хватало смелости двигаться ни вперед, ни назад. И эта неуверенность отталкивала от него многие радикальные силы, но не объединяла и те, что стояли на старых позициях. Не видя определенности, продвижения по пути перемен, руководители во всех звеньях перестали доверять ему. Они поняли, что с ним при его склонности к зигзагам и маневрированию можно прийти в никуда. Отхлынула от него и публика. В конце концов он остался один…
Он был из той породы людей, которые, возвысившись, теряют чувство меры и, находясь в «успехе», не сознают, что оторвались от реальностей и закладывают основы своего будущего падения. Разумеется, в этом проявлялась... потеря чувства опасности. Он боялся опереться на партию, которая была скомпрометирована, в том числе и его непоследовательностью в решении проблем. В то же время он не мог оторваться от нее, понимая отлично, что это приведет его к политической смерти...
Энергичность, уверенность все больше покидают его. Порой чувствуешь, что ему это все давно надоело и он жалеет, что взвалил на себя непосильную ношу. Обвинения в бездеятельности звучат настолько часто и резко, что только хорошие нервы могут сдержать от резкостей. Но добираются и до болевых точек. Его призывают заняться внутренними делами и меньше путешествовать за границей. Это не в бровь, а в глаз. Он не выдерживает и срывается, понося автора этого предложения. Он еще долго негодует по этому поводу…
Закат наступал постепенно, но стал ощутим, когда в его словах и действиях появилась неуверенность, когда начались метания в поисках новых методов хозяйствования, возложение вины за провалы на других, боязнь признаться в ошибках и взять ответственность на себя. По-прежнему звучали слова и принимались скоропалительные решения, не дававшие ничего. А может быть, все началось чуть раньше, когда окончательно распалось единство в действиях руководства и правительства? Может быть. Но для меня все стало очевидным, когда он стал говорить неискренне, неоправданно оптимистично, хотя знал положение дел в стране. Он все больше надеялся на некое чудо, которое поможет выбраться из зыбкой трясины. А чудо было известное, заморское: «Запад нам поможет».
http://coollib.net/b/183286/read
Заменил местоимением имя, которое напрашивается всё заметнее. Особенно, когда наблюдаешь экранное многословие на «международную тему» «нового многополярного мышления».
Journal information