«– Почему национальное государство должно быть непременно демократическим?
– Чтобы обеспечить естественным путем власть национального большинства. В данном случае - русских.»
А вот в Германии в 1933 г. или в Испании в 1936 пришли к одинаковым выводам: демократия – сама по себе – не обеспечивает «власти национального большинства». Что-то другое она, наверное, обеспечивает. Но не предмет озабоченности в нашем варианте.
Демократия предъявляет власть, которая претендует считаться «властью большинства». Однако «национальное» при этом в значительной части случаев каким-то образом рассеивается: остаётся просто «большинство», которое, стремясь стать правящим, конвертируется в причудливую коллекцию меньшинств какого-угодно рода.
На современном Западе, как известно, демократия, но она не слишком убедительно защищает национальное большинство от проникновения чуждого элемента. Говоря точнее, само это большинство при демократии озадачено чем-то другим, помимо «национального». Оно не способно сохранить себя. Оно распадается подобно тому, как перед этим в самый момент учреждения «демократического строя» распалось целое национального организма.
Как только «большинство» получает доступ к власти, оно начинает относиться к реальности национального целого потребительски. Сама власть – наделенное суверенитетом политическое тело – обращается в потребительскую иллюзию. Национализм разбавляется социализмом (отнюдь не в версии «прусского социализма» по Шпенглеру, нашедшей место в названии НСДАП). Социальный утилитаризм утилизирует национальное целое – оно становится ресурсом, который нужно поделить: овеществляется, утрачивает форму, разлагается на части, его границы открываются.
Собственно, поэтому Брейвик стрелял в местных леваков. В левых, которые повсеместно всплывают в демократических условиях. Других истоков феномена западной толерантности не существует. Не либеральные, а левые идеологи ратуют за всеобщее равенство поверх культурных, расовых и национальных барьеров. Другое дело, что леваки потому и приобретают такое влияние, что идут дальше, опираясь на достигнутое либералами и выявляя внутреннюю сущность либеральных концепций.
Большинству, чтобы осознавать себя властью и быть ею, нужно ассоциировать себя с меньшинством, которое охраняет сверхличную ценность властвования (слова «элита» и «аристократия» в этом контексте будут на своем месте). В том числе потому и существует связь национального и имперского, как об этом уже говорилось здесь: она предоставляет большинству дополнительный повод чувствовать себя хотя бы в каком-то отношении меньшинством, которое властвует.
Впрочем, все сказанное тут о демократии совсем не означает, что её противоположность – авторитаризм – автоматически гарантирует осуществление «национального интереса».
Journal information